Вот уже нет потолка над головой Ортруды, и вот уже она на верхней площадке. Только невысокий каменный парапет, такой же, как на балконе в круглом зале, ограждает её от падения в клокочущую ярость морской пучины. Ветер неистово рвёт складки её плаща. Ортруда порывисто развела руки, и сбросила плащ. Клубясь и свиваясь чёрною змеею, он скользнул по камню холодных плит, и упал на краю площадки, остановленный преградою парапета.
Широко простирая руки, Ортруда звала Светозарного. Истоки дождя низвергались на неё. Сверкали молнии, и гром гремел над её головою, — но на высоте над замком и над морем, в полыхании мгновенных пожаров, в диком хоре воющих и гремящих голосов не откликался ей тот, которого она звала.
Знакомый голос назвал её имя, знакомые шаги услышала она так близко за собою, — это был принц Таикред. Он поднял сброшенный ею плащ, закутал её поспешно, и увлек по лестнице вниз. Ортруда не сопротивляясь шла за ним. Опять взволнованный её близостью, он шептал ей нежные слова. Она не слышала его. Печаль томила её. Она сказала тихо:
— Он меня не услышал. Но он услышит меня.
Танкред наклонился к ней. Он не расслышал её слов, но почему-то не захотел переспросить её. Сказал:
— Этот ужасный замок внушает тебе, милая Ортруда, безумные поступки. Невозможно делать то, что ты делаешь.
Вслушавшись в его слова, Ортруда приостановилась, и сказала с нежною настойчивостью:
— О, только люби меня, Танкред, люби меня и безумно поступающую, люби меня и восходящую на башню сбрасывать земные одежды и говорить с громами. Люби меня, люби меня, Танкред!
— Ты знаешь, Ортруда, как я люблю тебя, — отвечал Танкред, — но не будем останавливаться здесь, пойдём скорее, — ты вся холодная и мокрая.
Ортруда засмеялась.
— Если бы я жила в Средние века, — сказала она, — я бы летала на шабаш каждую ночь и во всякую погоду. А днём, молодая и прекрасная колдунья, я бы шла босая по болотным топким тропам собирать чародейные тайные травы. Накликав на страну мою дождь, я шла бы на высокий холм, и там кружилась бы в неистовой пляске. И жгли бы меня потом на костре, а я бы выла от нестерпимой боли, и смеялась бы. А теперь кто заплетёт, кто поведёт чародейные хороводы?
— У тебя начинается лихорадка, — сказал Танкред.
Он поднял её на руки, и понес, и целовал, обнимая. Вдруг, в блеске молний, вскрикнула испуганная чем-то Ортруда.
Недалеко от Северной башни находилась в королевском замке квартира гофмаршала Нерита Его сын, Астольф, в эту ночь долго не мог заснуть. Долго вертелся он на своей постели. Сладкая истома мучила его. Мечталось Астольфу прекрасное лицо королевы Ортруды и знойно-ласковая улыбка на нём Мечтались ему её обнажённые ноги, лобзаемые лазурною синевою тихих волн. Их лёгкий загар рождал в душе его стыдливые соблазны. Метался Астольф на душной постели, и уже не раз с уст его срывался невольно лёгкий стон, и уже не раз быстрые слёзы струились по его щекам.
Уже несколько ночей подряд переживал он эти томления. Почему-то вспоминалась ему старая легенда о белом короле. Почти бессознательная хитрость подсказала ему, что если кто-нибудь и увидит, как он пробирается по коридорам к дверям королевской опочивальни бросить взгляд, — один только взгляд, — на спящую Ортруду, то его примут за призрак белого короля, и не задержат. И вот, томимый странною тоскою нежных предчувствий, уже не первый раз вставал он в эти знойные ночи с постели, и тихо прокрадывался к ЕЁ дверям. Но открыть дверь ещё ни разу не осмелился, и только к её дыханию прислушивался или к тихому звуку её речей, когда она разговаривала с Танкредом.
Сегодня Астольф долго ждал, когда в их квартире затихнут шаги и голоса, и заснёт отец. Уже когда дрожали зыбко в его окне бешеные перемигивания молний, он встал, набросил на себя лёгкий белый плащ, и тихо вышел в коридор. С бешеным свистом сквозь разбитое стекло окна метнулся ему навстречу холодный вихрь. И холод плит под ногами, и блистание огненных змей, и непрерывное грохотание громов, и шум ветра и волн, — и так трудно идти навстречу этой стихийной злости! Но Астольф не останавливаясь пробегал коридор за коридором.
Вдруг близко от себя он услышал шаги, голоса, — Ортрудин голос. Всё ближе. Молния вспыхнула. Танкред несёт Ортруду. Ревнивою злостью зажглись глаза Астольфа. Её лицо. Ресницы длинные приподняты, и взор её на нём, и в глазах её испуг. Вскрикнула. Он испугал её!
Астольф бросился бежать.
В глазах Ортруды мгновенно мелькнуло смуглое лицо, жгучие очи. Над многоголосым шумом бури вспыхнул алым, острым лучом яркий вопль Ортруды.
— Что с тобою, Ортруда? — спросил тревожно Танкред.
Опять блеск молнии. Где же он? Исчез бледный призрак с пламенными глазами. Ортруда шептала:
— Белый король стоял передо мною. Лицо его было бледно, и глаза его сверкали чёрными огнями.
— Что ты говоришь, Ортруда! Ты совсем простужена. У тебя начинаются галлюцинации.
— Нет, милый Танкред, — отвечала спокойно Ортруда, — я видела его ясно. Он стоял здесь, у стены, против меня, и шептал мне что-то.
— Ты больна, Ортруда, — говорил Танкред. Быстро внёс её в спальню. Позвонил.
— Не беспокой врача, Танкред, — сказала Ортруда. — Я ничуть не больна. А белый призрак… что ж! при блеске молнии, может быть, мне только показалось, что стоит кто-то. Мы, женщины, так суеверны, так боязливы.
Утро после бури взошло над Островами безмятежно ясное, тихое. Истощив свою внезапную ярость, природа опять улыбалась светло и невинно, как будто бы не было погибших в море людей, — она ликовала, сияла, пела неисчислимыми множествами голосов и шумов. Пряные благоухания снова лились в широко открытые окна кабинета, где королева Ортруда занималась делами правления. В благоуханиях яркой радости казались забытыми навсегда гневный гром и яростные блистания полуночной бури.