И на лице Афры были восторг и страдание.
За скалою, на повороте дороги Ортруда и Афра увидели совсем близко деревню. За зелёною листвою деревьев весело краснели её черепичатые кровли. Пыль крутилась по дороге порою, а когда она падала, гладкие, крупные плиты деревенской улицы блестели на солнце, и казались почти белыми. Вниз от деревни к морю и по другую сторону вверх у скатов скал лепились виноградники. Вдали виднелись островерхие башенки сельской церкви, — там, на скале, за домами, — и она казалась лёгкою, светлою, задумчивою. Казалось, что от неё и к ней были быстрые полеты острокрылых птиц и тревожные их вскрики.
Несколько поодаль от деревни, ближе к берегу залива, стоял красивый школьный домик. Распахнув широко все свои окна, занавесив их от знойных взоров Дракона белизною навесов, и стены все изукрасив разноцветным узором изразцов, он казался игрушкою, даром чьей-то прихотливой и щедрой руки. Весёлая роща зеленела около школы, закрывая школу от деревни и от пыльной дороги.
В заливе купались дети перед тем, как опять идти в школу после двухчасового обеденного перерыва. Слышны были ещё издалека их голоса и серебряно-звонкие смехи. В лазури ясных волн кипело золото их гибких тел, и брызги от их проворных ног были радужною пеною. Чья-то лодка шла к берегу качаясь, потому что кудрявый шалун ухватился за её борт, и влез отдохнуть на её влажном и тёплом дне.
В государстве Соединённых Островов, где любили детей очень, школы для них устраивали красивые и удобные. Заботились о том, чтобы в школьных зданиях было много воздуха и света. Двери их никогда не запирались перед родителями и родными школьников, и даже перед посторонними. Когда ожидался интересный урок, то часто и старые приходили послушать. Учебные пособия и книги, какие бывали в школе, не томились в тесных шкапах праздною скукою ожидания того часа в году, когда их достанет учитель: школы были как музеи, — правда, иногда довольно бедные, — население Соединённых Островов не было богато, — и были назначены часы, когда можно было смотреть карты и картины, перелистывать справочники, и брать для чтения книги.
Да и что же двери и стены! Тёплый, мягкий климат Соединённых Островов давал возможность заниматься с детьми чаще на открытом воздухе, чем в стенах, — и рощи около этой школы слышали больше уроков, чем увешанные таблицами стены её классной комнаты.
Ортруда остановилась на дороге близ деревни. Сказала Афре:
— Этот домик за рощею, мне кажется, школа. Мне хочется зайти в неё. Астольф пока отправится верхом домой, и приведёт мою лошадь, а мы зайдём в школу. Или нет, Астольф, пусть лучше пришлют коляску.
Астольф вскочил на лошадь и быстро умчался, уводя с собою и лошадь Афры. Афра улыбалась как-то нерешительно. Точно хотела возразить что-то. Но сказала:
— Конечно, отчего же не зайти, если вам это угодно, Вы отдохнёте. Если не боитесь неприятных встреч.
— Почему неприятных? — возразила Ортруда — Я люблю моих добрых соотечественников. Притом же здесь, кажется, некого встретить, кроме детей да их учительницы. Здесь, как и в горах, меня не узнают, и это будет забавно и весело.
— Да, — сказала Афра, — всё равно, этикет давно и основательно забыт. Старые дамы в Пальме будут иметь ещё один повод для того, чтобы осторожно и почтительно побрюзжать.
— О, что мне до того! — спокойно сказала Opтруда. — Я давно догадываюсь, что титулованные дамы-патронессы Дома Любви Христовой и их починные мужья меня сильно недолюбливают.
— Её величество, — начала Афра.
Ортруда живо перебила её:
— О, я знаю, что мама любит меня очень. Это в ней уживается, пристрастие ко всему этому её aнтуражу и нежная любовь ко мне. А я, милая Афра, люблю простую жизнь и простых людей. Как дочь немецкого пастора, я люблю идиллии.
— Иногда, возразила Афра. — Но когда бушует буря, и молнии пересекаются в небе, тогда в королевском замке просыпается в чьей-то груди дикая душа валькирии; прекрасная женщина, красотою подобная Деннице, бежит, неистовая, разметав свои косы, на верх северной башни, там сбрасывает свои одежды, и стоит нагая, поднявши напряжённые стройные руки. Тогда, как и теперь, она меньше всего думает о том, что скажут о ней в Пальме.
— Пусть говорят, что хотят, — спокойно ответила Ортруда. — Как растение чувствует себя хорошо только в своей почве, так и я весела и счастлива совсем только среди моих гор и полей.
Ортруда и Афра были уже совсем близко oт школы, как вдруг, услышали они, кто-то недалеко от них крикнул:
— Королева!
Точно это было магическое слово, внезапно преобразившее всё окрест. Ещё никого не было видно, кроме плещущихся в воде детей, но уже чувствовалось, как прозрачная волна смятения обежала тихую дотоле деревню и её дремотные виноградники и поля. То здесь, то там возникали крики и шумы, кружились толпы бегущих ног, и в лёгких вздохах ветра чудилась чья-то задыхающаяся торопливость. По деревне из дома в дом бежали радостные крики:
— Наша Ортруда пришла к нам!
— Она там, около школы.
— Она одета по-нашему.
— Она идёт пешком, с какою-то знатною барышнею.
— И ноги у неё в пыли.
— Идите скорее, пока она не вошла в школу.
— Сейчас за нею приедет золотая карета. И бежали по тропинкам, ещё издали жадно всматриваясь в Ортруду.
Ортруда сказала досадливо:
— Нас узнали.
— Что ж делать! — ответила Афра, слегка улыбаясь. Такова доля королей. Портреты вашего величества висят во всех школах на самом видном месте.